Сайт литературного течения "маразм" |
Рекламка: архивы и анналы |
ПОСЛЕДНИЙ
НОНСЕНС (из "ПЕСНЬ О ВЕЩИМНЕСУЩЕМ") Весны не
будет - и не надо: (за пунктуацию не
отвечаю – забыл я, как там, у Саши), и это были
единственные слова на русском языке в этом
рассказе. Дело в том, что брат мой почему-то
написал его по-французски. Он и сам не мог
объяснить – почему. Я у него как-то спросил после
об этом, почему, мол, ты по-французски-то тот
рассказ написал? А он мне: “Какой такой рассказ?”
– говорит. “Да тот самый, “Последний нонсенс”
называется”. Не морочь, говорит, голову своими
нонсенсами, давай, говорит, лучше водчонки
выпьем. Так и не узнал я – почему. Он обладал особым
даром: Да, и вторая деталь: он никогда не выбирал двух женщин с одинаковыми именами. И помнил их всех. Вообще, он не был подлецом каким-нибудь, никогда не обманывал их, честно признавался, что у него – семья, что это – всего-то на одну ночь, и так далее. И всегда, расставаясь, говорил им: Забудь меня, любовь
моя: И они, что характерно, никогда не устраивали ему сцен, не упрекали ни в чём, напротив – были как бы даже благодарны, и все, как одна, непременно отвечали ему: О, нет! – тебя я не
забуду, Вот такими были эти
случайные связи – трогательными, как в
мексиканских теленовелах, только гораздо короче. И, поскольку господин был весьма неглуп, он сразу же обратил внимание на то, что первые буквы этих имён складываются в слово, а именно: АПОКАЛИПСИС,– не хватает только последней “С”. – Странно,– подумал он,– к чему бы это? – и, не найдя логического объяснения, удовольствовался следующим: совпадение. Но, тем не менее, решил искать кого-то, чьё имя начиналось бы с “С”. – Сюзи, Санди, Синди... – перебирал он возможные варианты. Развязка наступает неожиданно для читателя, да и для самого героя. Он, в конце концов, не находит подходящей персоны для исполнения своего замысла. И вот – он сидит на конспиративной квартире, где совершал все эти годы свои ужасные преступления против моральных устоев общества, и надеется на чудо. “Она придёт,– думает он,– она придёт непременно, придёт сама, моя сладкая “С”...” И она пришла. Пришла ровно в полночь. Она пришла в прозрачном белом платье (разумеется, без нижнего белья под ним), во всём своём холодном сиянии, стерильно чистая и Единственная. Имя ей было – Смерть. И она оказалась сильней всех своих предшественниц, она уже никогда не отпустила его из своих холодных объятий, она оказалась сильней его ежегодной страсти, сильней его тихой любви, сильней его относительной верности. Рассказ заканчивается коротким описанием сцены похорон. В то время, когда священник читает над гробом, тот самый сослуживец высекает на куске мрамора ту самую эпитафию. К нему, во всём чёрном, как тень, приближается заплаканная вдова и, обращаясь к нему, произносит: – Как Вы можете! Как Вы смеете! Это – неуважение к памяти покойного! Это – кощунство! Это... это... Он медленно обращает на вдову свой печальный взор и отвечает ей так: – Не бруси, баба! Нешто глуздо ты и зор совсем потеряла? Нешто не чуяла ты, с бахарем своим базеньким в повалуше полюбовничая, что харя на лице его надета, что емля тебя, изгилялся абазур бесчестный и зырил семо-овамо, да мыслил, как бы в инде накастить, да всё кащуны, каких и в шумстве буйном не придумаешь, плёл язык его поганый. И знал ведь – небасовито это. Дондеже бзярить мог он по ложницам чужим? Бог тому послух, емлил его к себе. Ну да – керста ему суд, и домовище – приют... Ты же растюрюкай, изжени тугу свою переденную, да и найди себе ового. Лепота не туги леля, но – радости. А он ноне – сице, труп опрахтелый. Вот так и сказанул. Не помню, как это по-французски звучало, но перевод – именно такой. |
<<назад |