Сайт литературного течения "маразм"


Рекламка: архивы и анналы


ПОСЛЕДНИЙ НОНСЕНС (из "ПЕСНЬ О ВЕЩИМНЕСУЩЕМ")
Сашок, 97-98 гг.

.
..А после я почему-то вспомнил и пересказал Мику с Сироткой один рассказик брательника. Он назывался “Последний нонсенс”, и единственным его читателем был, как вы уже догадались, я. Как только я его дочитал, брательник тут же спросил: “Ну что, дочитал?”, и, получив утвердительный кивок моей головы, тут же – р-р-раз! – схватил его и – в костёр (мы как раз шашлычки с ним собрались пожарить): давай-ка, мол, лучше водчонки выпьем.
Там, в этом рассказе, эпиграф был такой:

Весны не будет - и не надо:
Крещеньем третьим будет - Смерть.
А. Блок, “Третье крещение”

(за пунктуацию не отвечаю – забыл я, как там, у Саши), и это были единственные слова на русском языке в этом рассказе. Дело в том, что брат мой почему-то написал его по-французски. Он и сам не мог объяснить – почему. Я у него как-то спросил после об этом, почему, мол, ты по-французски-то тот рассказ написал? А он мне: “Какой такой рассказ?” – говорит. “Да тот самый, “Последний нонсенс” называется”. Не морочь, говорит, голову своими нонсенсами, давай, говорит, лучше водчонки выпьем. Так и не узнал я – почему.
Вот. А речь там шла об одном весьма добропорядочном господине. Он был вполне нормальный, этот господин: выпивал немного по праздникам, не курил, к властям был лоялен вполне, куда не надо не совался. Вобщем – почти святой.
Только был у него один изъянчик: девок он больно любил. Но, в основном, и с этим он тоже справлялся благодаря медитации, самовнушению, книжкам всяким, объясняющим, как нужно вырабатывать положительное мировосприятие, одним словом – в основном, всё было нормально и благопристойно. Жена его не жаловалась.
Но, поскольку заглушить эту свою патологическую страсть полностью и окончательно он не мог, то у него вошло в привычку изменять жене один раз в год, а именно – в полночь с 12-го на 13-е августа. Почему в этот день – неведомо.
И вот, шло всё нормальненько, чин по чину, и продолжалось так – 10 лет. И наступил 11-й август их совместной счастливой жизни. Господин этот стал уже подумывать об очередном приключении своём.
Тут надо сказать, что, как правило, своих возлюбленных он выбирал где-то за недельку до назначенной ночи. И не подумайте, что это были шлюхи какие-то. Ничего подобного. Напротив, выбирал он всё женщин порядочных, симпатичных и добрых. Как он это делал – не было известно никому. Видимо, у него дар какой-то особый был – дар убеждения, что ли. Один из его сослуживцев даже эпитафию ему как-то написал при жизни. Вот эта эпитафия:

Он обладал особым даром:
Ему давали девки даром.

Да, и вторая деталь: он никогда не выбирал двух женщин с одинаковыми именами. И помнил их всех. Вообще, он не был подлецом каким-нибудь, никогда не обманывал их, честно признавался, что у него – семья, что это – всего-то на одну ночь, и так далее. И всегда, расставаясь, говорил им:

Забудь меня, любовь моя:
Меня очаг ждёт и семья.

И они, что характерно, никогда не устраивали ему сцен, не упрекали ни в чём, напротив – были как бы даже благодарны, и все, как одна, непременно отвечали ему:

О, нет! – тебя я не забуду,
Но докучать тебе – не буду.

Вот такими были эти случайные связи – трогательными, как в мексиканских теленовелах, только гораздо короче.
И вот, в этот раз, собравшись заняться поисками объекта, герой наш решил припомнить всех тех женщин. Он взял чистый лист бумаги и толстым красным фломастером выписал имена их. Получилось вот что:

Анна
Памела
Ольга
Кристи
Алиса
Лена
Инга
Прасковья
Светлана
Инна

И, поскольку господин был весьма неглуп, он сразу же обратил внимание на то, что первые буквы этих имён складываются в слово, а именно: АПОКАЛИПСИС,– не хватает только последней “С”.
– Странно,– подумал он,– к чему бы это? – и, не найдя логического объяснения, удовольствовался следующим: совпадение. Но, тем не менее, решил искать кого-то, чьё имя начиналось бы с “С”. – Сюзи, Санди, Синди... – перебирал он возможные варианты.
Развязка наступает неожиданно для читателя, да и для самого героя. Он, в конце концов, не находит подходящей персоны для исполнения своего замысла. И вот – он сидит на конспиративной квартире, где совершал все эти годы свои ужасные преступления против моральных устоев общества, и надеется на чудо. “Она придёт,– думает он,– она придёт непременно, придёт сама, моя сладкая “С”...”

И она пришла. Пришла ровно в полночь. Она пришла в прозрачном белом платье (разумеется, без нижнего белья под ним), во всём своём холодном сиянии, стерильно чистая и Единственная. Имя ей было – Смерть. И она оказалась сильней всех своих предшественниц, она уже никогда не отпустила его из своих холодных объятий, она оказалась сильней его ежегодной страсти, сильней его тихой любви, сильней его относительной верности.
Рассказ заканчивается коротким описанием сцены похорон. В то время, когда священник читает над гробом, тот самый сослуживец высекает на куске мрамора ту самую эпитафию. К нему, во всём чёрном, как тень, приближается заплаканная вдова и, обращаясь к нему, произносит:

– Как Вы можете! Как Вы смеете! Это – неуважение к памяти покойного! Это – кощунство! Это... это...
Он медленно обращает на вдову свой печальный взор и отвечает ей так:

– Не бруси, баба! Нешто глуздо ты и зор совсем потеряла? Нешто не чуяла ты, с бахарем своим базеньким в повалуше полюбовничая, что харя на лице его надета, что емля тебя, изгилялся абазур бесчестный и зырил семо-овамо, да мыслил, как бы в инде накастить, да всё кащуны, каких и в шумстве буйном не придумаешь, плёл язык его поганый. И знал ведь – небасовито это. Дондеже бзярить мог он по ложницам чужим? Бог тому послух, емлил его к себе. Ну да – керста ему суд, и домовище – приют... Ты же растюрюкай, изжени тугу свою переденную, да и найди себе ового. Лепота не туги леля, но – радости. А он ноне – сице, труп опрахтелый.
Вот так и сказанул. Не помню, как это по-французски звучало, но перевод – именно такой.

<<назад

© Рекламка 1984-2001

Хостинг от uCoz